– Оказывается, я не один тут остался…
Лицо его почему-то казалось знакомым.
– Помогите, пожалуйста, – требовательно сказал я. – Надо отвести заболевшую женщину на эвакопункт…
Старик вздернул брови:
– Соседи?
– Да, снизу…
Он замешкался, нерешительно перебирая на куртке тусклые пуговицы. За спиной его открывалась громадная, как банкетный зал, комната. Рояль в центре ее, под люстрой, казалось, еще звучал струнным нутром.
– Прошу вас… – через силу выдавил я. – Ей плохо… Это моя жена…
Старик сразу же заторопился.
– Конечно-конечно… – Увидев распростертую Катарину, всплеснул руками: – Что с ней?..
– Ничего страшного, просто передача оттуда. Врач здесь не нужен, только идите рядом… Потеряю сознание – сделаете мне инъекцию…
– Именно вам?
– Именно мне. Шприц в кармане – заряженный. Умеете обращаться?
– Безыгольный? – несколько ошеломленно спросил старик.
– Точно так: прижать, включить поршень…
– Тогда сумею.
Я осторожно снес Катарину по лестнице. Она была странно-гибкая и тяжелая, будто из пластилина. Улица встретила нас сумеречным нездоровым зноем. Неподвижность царила такая, будто все уже умерли. Только полосатый котище с мышью в зубах шарахнулся от людей в подворотню, да беспомощно, словно жалуясь, пропел в чьем-то окне будильник.
С афишной тумбы глядел на нас человек во фраке. Тот самый старик.
Теперь я его узнал.
– Вы же Хермлин… – сказал я между двумя глотками воздуха. – Точно-точно, вы давали у нас концерт на прошлой неделе. Только тогда вы были во фраке и с бабочкой… Боже мой, почему вы не ушли вместе со всеми?..
– Мне семьдесят лет, и я здесь родился, – сказал старик. – Был изгнан, вернулся, стал почетным гражданином города. Снова был изгнан – это уже при Великом Корвалесе. Опять вернулся – по приглашению демократического правительства… – Он оглядел дома, замершие в знойной ночной глухоте. – Вот как все в конце концов завершилось… Извините, не сразу сообразил, о чем вы меня просите…
– Писали что-нибудь?
– Нет, пока просто слушал. Понимаете: звук сегодня какой-то особенный…
Мы медленно продвигались по вымершей улице. Катарина, действительно как пластилиновая, еле переставляла ноги. Иногда просто волочила ступни по асфальту, повисая на мне. Хермлин, не говоря ни слова, подхватил ее с другой стороны. Дышал со свистом. Как у ящерицы, проступила гортань на старческой тонкой шее. Чувствовалось, что каждый шаг дается ему с колоссальным трудом. Было неловко, но ничего другого я в данный момент придумать не мог. Я ведь тоже не трактор, одному мне Катарину было не дотащить. Разумеется, лучшим выходом было бы дождаться конца «сеанса». Катарина придет в сознание, будет хоть что-то соображать. Однако передача могла длиться и два часа, и четыре, и целые сутки. Мы таким временем просто-напросто не располагали. «Предел разума», будто меч смерти, висел над городом. Уже изогнулось в просветах крыш черное потустороннее небо, уже распускались на нем гроздьями и соцветиями тысячи ярких звезд, уже блистала, так что больно было смотреть, атомная громада солнца. Пейзаж становился контрастным, будто в открытом космосе. Страшные непрозрачные тени расчертили асфальт. Хорошо еще, Хермлин не читал закрытых материалов – из «синей папки». Можно было сойти с ума от одного ожидания.
Я искоса посмотрел на него. И Хермлин, почуяв мой взгляд, тут же остановился.
– Пожалуйста… Отдохнем немного…
Поперек мостовой был брошен здоровенный никелированный сейф. Мы кое-как пристроили Катарину на грани, которая сияла как новенькая. Хермлин, помогая себе руками, тоже уселся. Взялся за грудь и сдавил ее, видимо успокаивая дыхание.
– Я вам… наверное… больше мешаю… Сейчас-сейчас… Через минуту пойдем… Сердце что-то зашкаливает…
– У вас, кажется, недавно была операция?
– Два года назад…
– Что-нибудь серьезное?
– Нет, просто вшили искусственный клапан… Старый-то, знаете, чуть-чуть подтравливал…
– Вот что, – решительно сказал я. – Оставайтесь здесь, я скоро вернусь. Ничего не бойтесь, я приду с людьми, и тогда мы вас заберем. Главное, что бы ни происходило, не уходите отсюда. Мы вас обязательно заберем, я вам клянусь…
Хермлин усиленно кивал после каждого слова.
– Вам совершенно не обязательно возвращаться, – сказал он.
– За кого вы меня принимаете?
– К сожалению, за человека… Ради бога, простите! Старческое слабоумие…
Спорить и доказывать что-либо не имело смысла. Я махнул им рукой и побежал, чувствуя усиливающуюся резь в боку. У меня совсем не было сил, но я все-таки побежал. Водак нас не оставит. Он, скорее всего, уже навел порядок среди своих. Чтобы помочь, требуются еще два человека. Он же с Катариной знаком, они танцевали вместе на День независимости. Я еще тогда, как дурак, приревновал их обоих. Я оглядывался и видел сейф с приткнувшимися на нем человеческими фигурами. Катарина то и дело подныривала, будучи, видимо, не в состоянии держать спину, а похожий на кузнечика Хермлин хватал ее за плечи и не давал повалиться. Сердце у меня конвульсировало где-то под самым горлом, пот пощипывал веки, а горло свистело, будто продырявившийся насос. Хорошо, что здесь было действительно недалеко. Всего метров четыреста, практически рядом. Я найду Водака, и он даст мне людей. Все у нас будет отлично. Только – быстро и чтобы выбраться из сектора поражения. Из того, который выделен на штабных картах ярко-малиновым цветом. И хотелось бы, разумеется, до того, как полетит железная саранча. С саранчой нам тоже сталкиваться ни к чему. Я свернул, и еще раз свернул, и выбежал наконец на главную улицу.