Лицо у нее было тоже не по-человечески черное, остатки одежды еще вскипали на теле сажистыми пузырями, угольные разломы зияли поверх каждого движущегося сустава, и оттуда, из раскаленной по-видимому, огнедышащей глубины исходили завитки серого дыма.
Фигура эта секунду стояла, пошатываясь как неживая, а затем повернулась и, неуверенно переставляя ступни, двинулась через улицу. Чувствовалось, что каждый последующий шаг дается ей все легче и легче. Голова ее поднялась, сутулые обгоревшие плечи понемногу расправились, подошвы бывших ботинок перестали волочиться по мостовой, а с безвольно опущенных рук, где вразнобой, как на ниточках, покачивались длинные пальцы, постепенно переставали срываться и падать на пыльный асфальт тягучие смоляные капли…
Дома он прежде всего цыкнул на перепуганную жену, чтобы ни в коем случае не выпускала пока из комнат Демчика и Маришу: незачем детям смотреть на него в таком состоянии; заодно – чтобы не суетилась и не вздумала, например, звонить в скорую. Обойдется; пожалуйста, без лишних переживаний. Вообще – чтоб исчезла куда-нибудь и больше не появлялась. Впрочем, пусть сначала приготовит ему какую-нибудь одежду. Затем он, оставляя черные следы на паркете, прошел в ванную, заперся и включил горячую воду.
Лег он в нее, будто в расплавленное железо. Боль была дикая, и в первый момент он чуть было не закричал во весь голос. Сдержался, в основном потому, что не хотел паники в доме, но мучительный жидкий огонь хлынул, казалось, в каждую трещинку. Не было никаких сил терпеть это. Тело согнуло дугой, будто через него пропустили ток высокого напряжения. Хуже всего было то, что он почти ничего не видел. Пальцы его судорожно скребли по белой гладкой эмали.
Впрочем, продолжалось это не слишком долго. Уже где-то через минуту гремучая боль словно вывернулась наизнанку. Она не ушла совсем, но стала как будто совершенно иного рода; так немного приятно ноет и чешется рана перед окончательным заживлением. Тогда он слегка расслабился и вытянулся вдоль ванны. Сразу же четко звякнуло – это вывалились из тела впившиеся металлические осколки. Забрезжил слабый, пока еще сквозь туман, свет в глазницах. Проступили очертания ванной комнаты, одетой голубоватым кафелем. Он не знал, что именно сейчас с ним происходит, но он верил, что происходит именно то, что и должно, по идее, происходить. Перемещение свободных энергий остановить нельзя. Астрал бессмертен, и земное его воплощение будет, несомненно, продолжено. Жалко, конечно, Касима, и жалко Мишу-шофера – он-то уж вообще ни за что попал в этот огонь. Однако не стоило чересчур беспокоиться об отдельной человеческой жизни. Человек приходит сюда и человек отсюда уходит. Человек рождается и человек умирает. Человек исчезает, ничего не оставляя после себя. По-настоящему вечен только астрал. Прикоснуться к бессмертию удается лишь очень немногим.
Он видел, как медленно, словно мокнущая под дождями трава, темнеет и становится бурой аура будущих Северных территорий – там последствия финансовой катастрофы должны были сказаться в первую очередь; как она начинает клубиться, словно торфяная вода, встревоженная подземными токами, как над ней вздымается коричневая торфяная тусклая дымка, как густеет она и как затем вытягивается в сторону океана. И как это же самое происходит в Южных и Юго-Западных штатах. Подлинного зеленого цвета там уже не было вообще. Преобладали тона распада, которые с каждой секундой становились все гуще и гуще. Ну, не так быстро, подумал он, щурясь на слишком яркую лампочку. Не так быстро, и, вероятно, не так отчетливо. Есть еще целый месяц, а может быть, и гораздо больше.
Часы, встроенные в голубоватый кафель, показывали половину шестого. На другой стороне Земли сейчас было раннее утро. Примерно через час тот, кого называли мистером Ченом, проснется, а еще через час или полтора войдет в стеклянные двери банка. Там он отдаст несколько вполне невинных распоряжений, подпишет несколько ордеров, на первый взгляд ничем не выделяющихся среди других, проведет рутинное совещание, где скажет пару слов о ближайших задачах, и немедленно после этого отбудет самолетом в Европу. Никто, видимо, не догадается, что случится в эти часы. Ни один человек не вздрогнет и не посмотрит с тревогой на небо. Никто-никто, вероятно, не обратит ни на что внимания. Однако именно в эти минуты бесшумно сдвинутся материки, тихий подземный гул прокатится от континента до континента, треснут и распадутся, видимо, самые основы цивилизации, и громадная селевая лавина почти незаметно тронется с места. Именно так все, вероятно, и будет. Идет новый мир, думал он, неспешно смеживая и вновь открывая веки.
В дверь ванной то ли поскреблись, то ли нерешительно постучались.
– Сейчас, сейчас! – крикнул он неожиданно звонким, как будто даже помолодевшим голосом.
– С тобой все в порядке? – встревоженно спросила жена.
– Да, конечно!
– Тогда вот – одежда.
– Сейчас, сейчас!..
Следующим утром он, как и было запланировано, вылетел в Анкару, днем провел короткое, но по-деловому успешное совещание в Тегеране, на аэродроме в Дамаске он прямо у трапа подписал некоторые особо важные документы, а уже к вечеру того же дня неторопливо ехал по желтоватым, полным сухого зноя, печальным улицам Иерусалима.
В последнее время приобрели необыкновенную популярность книги, написанные в жанре альтернативной истории. Сюжет их построен по принципу «что было бы, если?..». Что было бы, если бы Германия выиграла Вторую мировую войну? Что было бы, если бы Наполеон победил в битве при Ватерлоо? Каким стал бы мир в случае военного столкновения США и СССР?.. Большинство этих книг не выдерживает никакой критики. Созданные на ремесленном уровне, они лишь удовлетворяют внезапный коммерческий спрос. Однако встречаются тут и несомненные достижения, показывающие, что даже искусственный жанр не может служить препятствием для таланта. Серьезный читатель мог бы обратить внимание на роман «Павана», принадлежащий перу Кита Робертса, где «Непобедимая Армада», высланная к берегам Англии Филиппом II, все-таки сокрушает своего грозного конкурента, в результате Католический мир сохраняет владычество над Европой; или на «Человека в высоком замке» Филипа Дика: Япония оккупирует Соединенные Штаты, формируя удивительный сплав западной и восточной культур. А если обратиться к современной российской литературе, то здесь внимание привлекают «Иное небо» Андрея Лазарчука и многотомная эпопея «Времена негодяев», которую с необыкновенным упорством пишет Эдуард Геворкян. В первом романе немцы выигрывают военную кампанию на Востоке, образуется Третий Рейх в составе Германии и России, а во втором, являющемся пока тетралогией, та же Россия, пережив катастрофу, возрождается через магическое Средневековье.